Как Ларри Гагосян изменил мир искусства

Патрик Рэдден Киф

Это был полдень пятницы, в выходные, посвященные Дню памяти, на Датер-лейн, лучшей улице Амагансетта, лучшего города Хэмптона, и арт-дилер Ларри Гагосян слонялся по своему модернистскому пляжному особняку площадью одиннадцать тысяч квадратных футов, выглядя довольно расслабленным. для человека, который на следующий день должен был устроить вечеринку на сто сорок человек. Вокруг ковыляла пара французских бульдогов, Бэби и Хамфри, а дворецкий Гагосяна, Эдди, стройный мужчина с хвостом и видом неформального профессионализма, подал ему газированную воду. Гагосян сел на кожаный диван в гостиной, спиной к океану, и посмотрел на скульптуру Чарльза Рэя в натуральную величину, изображающую обнаженного мужчину в светоотражающей стали, и рояль Дэмиена Херста (ярко-розовый с голубыми бабочками). который он купил на благотворительном аукционе несколько лет назад за четыреста пятьдесят тысяч долларов. На журнальном столике перед ним стояла керамическая пепельница Ёситомо Нара размером с фрисби, украшенная изображением курящей маленькой девочки и надписью «слишком молода, чтобы умереть».

Имя Гагосяна не является нарицательным для большинства американцев, но среди знаменитых и богатых – и особенно среди очень богатых – он пользуется колоссальной репутацией. Он с подозрением относится к арт-дилерам, называющим себя «галеристами», что он считает претенциозным эвфемизмом, затемняющим коммерческую суть профессии. Он всегда предпочитал мужественную прямоту и без извинений называет себя дилером. Имея девятнадцать галерей, носящих его имя, от Нью-Йорка до Лондона, от Афин до Гонконга, приносящих более миллиарда долларов годового дохода, Гагосян вполне может стать крупнейшим арт-дилером в мировой истории. Он представляет более сотни художников, живых и умерших, в том числе многих из самых знаменитых и прибыльных: Дженни Сэвилл, Ансельма Кифера, Сая Твомбли, Дональда Джадда. Бизнес, которым он владеет без партнера, акционера, супруга, детей или вообще кого-либо, перед кем можно было бы отчитываться, контролирует более двухсот тысяч квадратных футов элитной недвижимости. В целом у Гагосяна больше выставочных площадей, чем у большинства музеев, и он курсирует между своими аванпостами на своем частном самолете Bombardier Global 7500 стоимостью шестьдесят миллионов долларов. Известно, что он с удовлетворением Александра Великого заметил: «На моей галерее никогда не заходит солнце».

Традиционно дилеры делали ставку на таланты и поддерживали этих художников до тех пор, пока работы некоторых из них не продавались достаточно хорошо, чтобы окупить ставки, сделанные на всех остальных. В рамках модели мегагалерей, пионером которой был Гагосян, ведущие дилеры даже не беспокоятся о молодых художниках. Он прямо сказал, что артист должен достичь определенных показателей продаж, прежде чем он рассмотрит возможность участия. Элли Райнс, которая управляет небольшой галереей «56 Генри» в Нижнем Ист-Сайде, сказала мне: «Что я могу сделать, чего не могут большие галереи, так это то, что я нахожу кого-то, у кого есть потенциал. Я говорю: «Здесь что-то назревает — сама работа, может, и не очень, но что-то покалывает, к чему-то тянется». Гагосян доволен тем, что позволяет таким людям, как Ринес, заниматься дикой деятельностью. Как только они откроют неизвестную вещь и превратят ее в ценный товар, он сможет переманить художницу обещаниями большего количества денег, большей поддержки и большей платформы. Описывая Гагосяна, современники склонны приводить аналогии с хищниками: тигром, акулой, змеей. Его собственный публицист однажды назвал его «настоящим убийцей».

Томное спокойствие, которое он излучал накануне вечеринки в Амагансетте, было спокойствием хищника между приемами пищи. В семьдесят восемь лет он остается высоким и широкоплечим, с копной седых волос, которые он подстригает близко к черепу, как бобровую шкуру. У Гагосяна голубые глаза, которые часто сверкают весельем – у него живое, соленое чувство юмора – но они могут так же внезапно потухнуть, если он почувствует угрозу или захочет остаться непроницаемым. В разговоре эти резкие переходы от легкого дружелюбия к загадочной враждебности и обратно могут раздражать.